Форум » Сhronicles » 1976 Duobus certantibus tertius gaudet [Lily Evans, Lucius Malfoy] » Ответить

1976 Duobus certantibus tertius gaudet [Lily Evans, Lucius Malfoy]

Severus T. Snape: Название: Когда двое дерутся, радуется третий Место действия: лестничный пролет третьего этажа Действующие лица: Лили Эванс, Люциус Малфой Время действия: лето, после сдачи С.О.В. Сразу после происшествия у озера Краткое описание ситуации: Лили разбита тем, что произошло. Ей хочется остаться в одиночестве и дать волю эмоциям. Но Люциус Малфой считает, что сие происшествие никак не может остаться без его комментариев. Ведь Снейп наконец-то сделал то, чего от него ждали с первого курса.

Ответов - 18, стр: 1 2 All

Lucius Malfoy: На мгновение...лишь на одно короткое, едва уловимое, мгновение сердце юного слизеринца дрогнуло. В глазах, которые до сих пор смотрели так холодно и с таким презрением, казалось, промелькнула жалость. «- Почему же ты не радуешься?», - спросил себя Малфой, «- Ведь именно этого ты так ждал». Да, он действительно ждал и предвкушал именно такую реакцию. Он хотел увидеть, как заструятся по ее щекам слезы. Как тело будет изнутри и снаружи содрогаться от страха, боли, обиды, рыданий. Как она будет жалобно просить его. Так и произошло. Девушка заплакала. Затем взмолилась, называя его по имени. Трудно было сказать, была ли в эту минуту девушка в Хогвартсе прекраснее, чем Лили Эванс? И был ли в этот момент юноша омерзительнее, чем Люциус Малфой? Получил ли он удовольствие от созерцания этой сцены сейчас? Нет. Почему? Всегда такой холодный и безразличный к чужим страданиями он, вдруг, почувствовал угрызения совести? Здесь, вынуждены будем сделать небольшое лирическое отступление. Приходилось ли Вам, дорогой читатель, когда-нибудь заглядывать в душу человека, пускай свою собственную? Приходилось ли Вам рыться в уголках своей совести, потайных коридорах своих желаний, исследовать их? Попробуем сделать это еще раз. Нет в мире ничего более загадочного, ничего более величественного, беспредельного, а вместе с тем более сложного, чем человеческая душа. Будто это глубокое море, из которого нельзя вынырнуть, или голубое атласное небо, в котором ты не можешь дышать. Человеческие души очень противоречивы. В каждой из них порой происходит столкновение чувств, эмоций, грехов, желаний. Там, в глубине, во мраке, под видимостью спокойствия, происходят поединки гигантов, как у Гомера, схватки драконов с гидрами, там толпа призраков, как у Мильтона, и фантасмагорические круги, как у Данте. Как темна бесконечность, которую каждый человек носит в себе и с которою в отчаянье он соразмеряет причуды своего ума и свои поступки. В данном случае, в душе у Люциуса - как не странно, таковая у него существовала - боролись между собой два, в равной степени сильных чувства. Одно - было желание поднять руку, положить на плечо гриффиндорки, вытереть ее щеки, сказать, что был не прав. Возможно, извиниться? Это было безумием для него. Но что же делать, если таковое чувство рвалось изнутри? У человека могут быть свои убеждения, особенно у такого, как Малфой. Но этому не дано было свершиться, пока внутри с этим чувством боролось такое же по силе чувство - желание продолжать, мучить ее дальше. Ни за что не отпускать. И как теперь поступить? В конце-концов, юноша вздохнул, глядя в красивые изумрудные глаза рыжей гриффиндорки, которые застилали слезы. - Я... - выдавил он. Еще мгновение, и первое чувство, бушевавшее в нем, вырвалось бы наружу. Но нет. Он не мог себе этого позволит. Тряхнув головой, слизеринец быстро выбросил эту мысль. Глаза его по-прежнему стали смотреть с холодно. Лицо приняло надменно-спокойное выражение. Однако и второму чувству он не хотел давать волю. - Бери, - произнес он ледяным тоном, отступая на шаг, и разрешая Лилиан поднять с пола ее палочку, - И убирайся отсюда. Каков бы не был предел подлости и жестокости Малфоя, все же, он сейчас не мог поступить иначе. Люцифер внутри него исчез. Остался только Люциус. Просто Люциус. Слизеринец. Но все же не опустившийся в своем зле до предельного уровня. Юноша сделал знак друзьям, которые снова стали следить за действиями Малфоя, хоть и без улыбок, похоже, снова проявив определенный интерес к происходящему, чтобы они пропустили Лили, и не препятствовали ей. Те, молча, подчинились. Видимо, им тоже было жаль несчастную девушку...

Lily Evans: Казалось, целую вечность она стоит перед светловолосым слизеринцем, который с настойчивой упорностью раскапывает и раскапывает, режет по живому, стремясь добраться как можно глубже, сделать как можно больнее... Сотрясается мелкой дрожью, отчаянно желая, чтобы это...закончилось. Неужели это все происходит с ней? Лили никогда не заблуждалась на счет слизеринцев. С первого курса она знала - они не такие, как все. Чванливые, заносчивые аристократы, считавшие себя лучше остальных. И, Мерлина ради, с чего вдруг одному из них захотелось поиграть с ней? Попугать на потеху себе и друзьям, заставить просить, нет - умолять. Заливаться слезами перед холодным взглядом и удовлетворенной ухмылкой. Девушка испуганно вздрогнула, когда Малфой сделал шаг назад, убирая начищенный ботинок с ее палочки, которая, словно радуясь освобождению, покатилась прямо к ней. Нагнулась, подхватывая ее дрожащими пальцами, что получилось не с первого раза, потому что побелевшие, они отказывались служить. И - настороженно - сделала сначала один, затем второй шаг на негнущихся ногах. Боялась, что он опять ухмыльнется и опять вернет ее в западню. Но он не шелохнулся, как и стоявшие поодаль слизеринцы и девушка рванулась вверх по лестнице. По лестнице, которая все еще не встала на нужное место, но Лили уже было все равно. Лишь бы оказаться подальше...подальше от Малфоя.

Lucius Malfoy: Люциус с холодным презрением наблюдал за удаляющимися шагами рыжеволосой гриффиндорки. Но вместе с тем, в его сердце зародилось чувство сожаления. Небольшого, но все же оно присутствовало. Слизеринец проводил Лили Эванс взглядом, в котором в одно время смешивались ненависть, злоба, презрение, тоска, жалость и печаль. Это был очень редкий взгляд. И уж тем более по отношению к магглорожденной гриффиндорки. Люциус на миг закрыл глаза, затем снова распахнул их, прогоняя мысли, которые он считал слабыми...недостойными настоящего мужчины. Он не хотел чувствовать горесть или сожаления за свой поступок. И все же...все же, что-то колющее, укоризненное появилось внутри него. Он подошел к своим друзьям, которые окинули его вопросительным взглядом, без улыбок. - Я сделал сегодня очень злое дело, - тихо сказал он, словно бы не желал произносить эти слова. Но тут же тряхнул головой, - И я этому рад, клянусь коварством Гриндевальда. Она это заслужила. Грязнокровка...так ей и надо. Руквуд и МакНэйр в ответ на его слова лишь пожали плечами. Слизеринцы отошли от лестничного пролета, потому как находиться тут больше не было нужды, и отправились вниз, спускаясь по большой каменной лестнице в подземелья своего факультета. Уолден и Августус снова завели непринужденный разговор, который совершенно не касался произошедшего, а Люциус просто шел... Шел и думал, породил ли его сегодняшний поступок в нем зло, которое невозможно искоренить? Или все-таки в нем осталась крупица совести и раскаяния?..




полная версия страницы